В предыдущей части мы рассказали о пребывании иранца Ак Атабая Гурбана в следственном изоляторе Комитета национальной безопасности Туркменистана в 2002 году. В подвалах на Житникова, как называют ашхабадцы этот СИЗО, иностранец стал свидетелем избиений и пыток людей, обвиненных в покушении на первого президента Сапармурата Ниязова. Более чем за девять месяцев в камерах Гурбан довольно близко узнал некоторых из участников заговора, а кого-то, в том числе Бориса Шихмурадова, видел в дверной глазок. Теперь речь пойдет о том, с чем Ак Атабай Гурбан столкнулся в других пенитенциарных учреждениях, в том числе в печально известной туркменской тюрьме Овадан-Депе.
Овадан-Депе — живописный холм
После Житникова иранец, признанный виновным в наркоторговле, незаконном пересечении границы и хранении оружия, много где сидел. Сначала его этапировали в ИВС Яшлыка, оттуда отправили в Теджен, затем в красноводскую тюрьму (ныне Красноводск переименован в Туркменбаши, а тюрьма разрушена в 2008 году). По состоянию здоровья иностранец несколько раз переводился в больницу для заключенных поселка Мары ГРЭС (MR-B/15).
В 2008 году Ак Атабай впервые оказался в Овадан-Депе. Хотя тюрьма, название которой переводится с туркменского как живописный холм, достраивалась вплоть до 2008 года, слухи о ней, как о чем-то ужасном, ходили уже давно. Гурбана посадили в седьмом блоке в одиночную камеру размером два на три метра. Туалет внутри, дверь запломбирована, связи с внешним миром — никакой. В забранное решеткой оконце был виден кусочек ворот, за которые на закате обычно выезжала тойота черного цвета с брезентовым тентом. Как оказалось, на ней вывозились трупы.
Позже бывший начальник следственного отдела КНБ Бегмурад Отузов расскажет ему, что тела из Овадан-Депе предают земле на кладбище неподалеку от тюрьмы. На могилах указывают только номер, а кто скрывается под этим номером, никто не знает — данные хранятся в МНБ. Многие умершие на протяжении долгих лет остаются в списках международной кампании Покажите их живыми. Об их судьбах родным и правозащитникам не известно ничего.
Вечером, когда персонал менялся, мы могли перестукиваться и таким образом выяснять, кто есть кто, — вспоминает Ак Атабай. — Так я узнал, что внизу подо мной сидит Отузов. Он так и сказал о себе: бывший кээнбэшник, родом из Дашогуза, йомуд, сижу в одиночной камере. Я спросил про тех, с кем познакомился еще в подвалах СИЗО. Он сказал, что здесь находятся Векиль Дурдыев, работавший ранее в Мешхеде, в консульстве, и Аман
Ыклымов. Про других Отузов сказал, что почти никого уже нет в живых, хотя в конце 2002 года в подвалы было доставлено более 70 человек. В 2008 году в живых оставались единицы.
Пенитенциарная система в Туркменистане устроена таким образом, чтобы люди не сближались и не общались друг с другом, для чего их постоянно тасуют и переводят из камеры в камеру. Это дало возможность пытливому иранцу, сидя с разными людьми, получать информацию о многих, кого он успел узнать лично или о ком был наслышан. Из всей полученной информации он делает вывод, что Шихмурадов погиб вскоре после ареста.
Надо особо отметить тот факт, что Ак Атабай все-таки был иностранцем, которому родственники помогали деньгами. Да и он сам до осуждения был далеко не бедным человеком. А коррупция в туркменских тюрьмах и колониях за годы независимости достигла немыслимых масштабов. За взятки он и в медсанчасть попадал, и продукты мог получать, и еще какие-то послабления покупал.
Однажды Отузов отстучал вопрос: нет ли у Гурбана махорки. Табачные передачи с воли иранец получал. Он распустил шерстяные носки, сделал из них веревку и через канализационный слив спустил махорку вниз. Отузову, в свою очередь, удалось передать курево Дурдыеву и Ыклымову.
В другой раз Гурбана спросили, нет ли у него хоть каких-нибудь сладостей.
У меня был нават [леденцовый сахар], и я смог им немного передать. Они так благодарили, говоря, что этому просто нет цены, что целый мир не стоит этого кусочка сахара, — рассказывает бывший заключенный. — Нехватка глюкозы сильно сказывалась на самочувствиии, я испытал это на себе. Когда я сидел в Абды-Шукуре [учреждение LB-D/9 в Туркменабаде], то почти полгода не имел возможности поесть что-то сладкое. Было ощущение, что печень вылезает изо рта. У меня была возможность помогать, и я с готовностью помогал. Но и мне чем-то помогали.
Стоять, не сметь сидеть или ложиться!
Ак Атабай заявил, что за 17 лет, проведенных в туркменских тюрьмах и колониях, он стал инвалидом. У меня только два-три ребра остались целыми, остальные сломаны из-за ударов дубинками по спине. Некоторые мои ребра позже сами криво срослись, — говорит иранец.
Пытки и истязания, по его словам, начались сразу после ареста и доставки в СИЗО МНБ Туркменистана в Ашхабаде. Там били, лишали сна, оказывали на арестанта сильное психологическое давление, чтобы получить от него признательные показания. Позже, после суда и этапирования, он, что называется, на собственной шкуре испытал боль и страдания от пыток и регулярных избиений в печально известной еще со времен СССР тюрьме Абды-Шукур в Чарджоу. Сюда привозили со всего Советского Союза тех, кто совершил тяжкие преступления.
В Абды-Шукуре заключенным в камерах запрещено в течение дня присаживаться, опускаться на колени или ложиться на пол. Только на ногах. С утреннего подъема и до вечернего отбоя, на протяжении 14-15 часов. Больной ты или старый — неважно, ты должен, как все, стоять. Нарушение этого запрета автоматически влечет за собой жестокое избиение. Тюремные работники не знают ни жалости, ни сострадания. Они бьют изощренно и, похоже, получают от этого наслаждение.
О схожих пытках, напомним, рассказывал и бывший осужденный Станислав Ромащенко, отсидевший в Туркменистане более 11 лет.
Однажды после помывки пожилой заключенный по имени Меред-ага присел, чтобы сменить белье, — рассказывает Гурбан. — Это увидел постовой. Бедолагу и всех остальных восьмерых заключенных этой камеры вывели в коридор и полчаса нещадно били. Затем старика Мереда положили на двухъярусную шконку, а сокамерников заставили в течение двух часов держать эту шконку на руках.
Туркменские каратели без роду без племени
Высшей степенью садизма отличаются бойцы тюремного ОМОНа. По словам Ак Атабай Гурбана, когда ОМОН на двух-трех микроавтобусах заезжает в тюремный двор, в панику впадают все заключенные. Потому что эти крепкие, спортивного телосложения молодые парни в балаклавах врываются в камеру, заставляют лечь лицом к стене или в пол и бьют всех подряд — стариков, доходяг, больных, блатных. Бьют жестоко, не задумываясь над тем, у кого ломаются ребра, руки или ноги, кто получает сотрясение мозга.
Подобная экзекуция в обычных, открытых колониях Теджена или Байрамали, проводится ОМОНом раз в два-три месяца, а в Абды-Шукуре, в Овадан-Депе и колонии особого режима AH-K/3 рядом с тюрьмой — раз в неделю. Иногда даже по несколько раз в неделю.
Иранец подробно рассказывает о случае, когда заключенный по имени Юрчик, назначенный в воровском мире положенцем, смотрящим в зоне, призвал заключенных не брать еду, объявив голодовку. Те отказались от завтрака, затем от обеда. После обеда в зону нагрянул ОМОН. Они выгнали всех заключенных из камер, раздели и выстроили в две шеренги, затем вывалили еду на бетонный пол и заставили Юрчика есть с пола, вылизывая все до последней крошки. Остальные были избиты до полусмерти.
Примечание turkmen.news: Бывший заключенный, послушавший этот эпизод интервью, заявил, что такого просто не могло быть, что Юрчик был авторитетным заключенным, он никогда не позволил бы к себе такого отношения да это было бы и бесполезно — это из таких осужденных, который лучше умрет под пытками, но не будет есть с пола. В тюрьме в случае «прогона» не есть и не пить начальник никогда не вызовет ОМОН, а попробует договориться со «смотрящим».
Происходит и камерное избиение, когда истязают сидельцев конкретной камеры. Как правило, осужденных в течение получаса просто избивают, после чего некоторые самостоятельно уже не могут вернуться на свое место. Их тащат на себе те, кто еще может держаться на ногах, или сами садисты волокут за руки-за ноги не подающих признаков жизни людей.
В Овадан-Депе ОМОНовцы приезжают, словно спортсмены на тренировку. Их обычно человек двадцать, иногда больше. Приезжают без повода, по какому-то собственному расписанию или плану. Лица у всех закрыты. Садистов в камуфляжной форме в лицо никто не знает. Пользуясь тем, что их нельзя опознать, они чувствуют себя вольготно. Лишь издают громкие команды на русском языке да матерятся по-туркменски. Когда надо кому-то из заключенных сильно наподдать, то обращаются друг к другу по именам: Аман, Батыр, Мырат, Мейлис. Судя по именам, все они туркмены. И глумятся в основном над туркменами же, так как основной контингент заключенных — это представители коренной национальности.
После известных событий 2008 года, произошедших в районе Хитровки в Ашхабаде (Аждар и Ахмед), в Овадан-Депе привезли так называемых ваххабитов — молодых людей, чья внешность, образ жизни или что-то иное вызвали подозрение у спецслужб и послужили поводом для их ареста. Ак Атабай говорит, что этих несчастных на протяжении долгого времени так били и истязали, что осужденные в камерах затыкали уши, не в состоянии выдержать эти крики и стоны.
Но даже садистский туркменский тюремный ОМОН слаб перед деньгами. В седьмом блоке и в других корпусах тюрьмы Овадан-Депе, как рассказывает Ак Атабай Гурбан, заключенные откупаются от избиения ОМОНовцами. Если перед тем, как ОМОН ворвется в камеру, удастся отдать кому надо 20-50 долларов, то двери этой камеры ОМОН не откроет. 20 долларов минимум и 50 долларов максимум — это установленная кем-то неизвестным твердая такса.
Спрашивается, откуда у заключенных седьмого блока доллары, ведь они лишены права на получение передач, писем, свиданий с родственниками? Оказывается, все просто. По словам Гурбана, деньги от родственников заключенных получают и привозят в Овадан-Депе сами работники тюрьмы. Схема выглядит так: родственники передают тюремному работнику, скажем, 100 долларов, тот за услуги берет себе 20, а 80 долларов отдает заключенному. Этой схемой как-то раз воспользовался и сам Ак Атабай Гурбан: из 3000 долларов, переданных ему родственниками через работника полиции, на руки он получил 2500.
Однако вернемся вновь к бесчинствам туркменского ОМОНа в местах лишения свободы.
Как-то гражданин Ирана спросил у бойца ОМОНа: за что вы так жестоко избиваете осужденных, ведь они не бунтуют, тихо и смиренно отбывают свой срок, неужели от ваших родителей вам не передалось что-то человеческое? Ответ был таким: Мы детдомовские, у нас нет родителей!.
Пытки заключенных как средство снять стресс и построить карьеру
В Абды-Шукуре самым жестоким оперативником считался Юсуп Базаров (по словам иранца, впоследствии он скончался от болезни). Заключенные узнавали его по шагам; когда он шел по коридору, обитатели камер не знали, в какую дырку залезть, чтобы спрятаться. Однажды оперативник Базаров выяснил, что иранец через подкупленных охранников приобрел телефон. За это тот был помещен в одиночную камеру. Затем на протяжении нескольких дней его заставляли проходить через живой коридор из 40-50 охранников с дубинками.
Под ногами в коридоре была кровь, мое лицо превратили в месиво, уже в Иране меня несколько раз оперировали, — вспоминает Гурбан.
Ак Атабай Гурбан на всю жизнь запомнил слова одного из тюремных начальников: Сюда вы вошли через дверь, а вот выходить будете через кормушку (то есть через небольшой проем в двери для передачи тарелки с тюремной баландой). Это не были просто слова, сказанные сытым тюремным начальником. Это реальность туркменской тюрьмы, откуда если кто-то и выходит на волю, то в крайней степени истощения. Многолетняя пытка голодом нередко заканчивается смертью осужденных.
Что же касается Овадан-Депе, то там в пытках, по словам иранца, особо усердствовал командир ОМОНа Мырат Мырадов. Этот способ построения карьеры оказался действенным. Мырадова назначили начальником колонии особого режима AH-K/3, предназначенной для рецидивистов. Эта колония расположена рядом с тюрьмой Овадан-Депе AH-T/2. После Мырадова начальником особого режима стал Довран Розыев. Всех их, а также начальника тюрьмы Овадан-Депе Сары Комекова иранец называет не иначе как самыми безжалостными ублюдками туркменской тюремной системы.
Однажды Комеков вместе со своим замом, будучи сильно пьяными, зашли к нему в камеру, сильно избили, раздели догола и наручниками подвесили к решетке на окне. Затем начальник приказал охране принести пятилитровую бутылку воды и веревку, чтобы подвесить бутыль к половому органу осужденного. На вопрос Гурбана, что он собирается делать, Сары Комеков ответил: сейчас ты перестанешь считаться мужчиной. Но, на счастье иранца, начальнику по рации сообщили, что прибыла комиссия, и он был вынужден остановить пытки.
Избивая людей, унижая и уничтожая их, они таким образом снимают стресс, отдыхают, — говорит Гурбан.
В 2009 году, когда Гурбан находился в медсанчасти Мары ГРЭС, ему обнулили уже отбытый срок наказания и дали новый — в 25 лет. Причиной он называет конфликт с начальником медсанчасти. Однако, отсидеть до конца срока иранцу не довелось через 17 лет после ареста он был освобожден и отправлен на родину в обмен на нескольких заключенных из Туркменистана.
Продолжение следует…
The post Свидетель ада. Пытки и унижение в тюрьмах Туркменистана appeared first on Turkmen News.