В Ашхабаде всегда было немало пернатых разных пород, и в их диалоге с людьми бывают интересные истории. Расскажу одну из них. Как-то на мой подоконник прилетели две горлинки.
Нахохлившись, защищая себя тем самым от холода, горлинки, повернув головы набок, косились на меня крохотными для их довольно крупных тел глазами, готовые в любой момент упорхнуть.
Гостей, как принято, надо накормить. Я накрошил в чашку хлеба, но как только открыл окно, чтобы высыпать корм на подоконник, горлинки вспорхнули и уселись на ветки ближайшего дерева.
Я закрыл окно, но они все еще сидели на ветке, не решаясь приблизиться к соблазнительным харчам. Выждав какое-то время, и убедившись, что окно больше не открывают, и им, как будто, ничто не угрожает, горлинки посовещались и приняли решение приступить к трапезе.
Поев, они развернулись, прижались хвостиками к стеклу, выражая то ли птичью благодарность, то ли высшую степень доверия ко мне, почистили перья и упорхнули. В обед птицы прилетели снова, а затем пожаловали и к ужину.
Так продолжалось несколько дней подряд. Не знаю, что вынудило их нарушить птичью традицию и пойти на сближение с человеком: то ли голод, то ли внезапно наступивший холод. Но то и другое они испытывали раньше, и совершенно не страдали от отсутствия питания. Птицы от голода не умирают. Они всегда найдут пропитание. Их главные враги холод, кошки и мальчишки с рогатками. Но у нас детвора уже давно не ведает, что такое рогатки. Тогда что же?
Мне подумалось, что это какой-то знак свыше. Добрый знак утешения и доброжелательства. Кто знает, возможно, это мама посылает мне весточку оттуда, из тех высей, где обитает она. Может быть, это сама ее душа прилетела ко мне в образе горлинок, проведать своего сына, утешить его и сказать, что мы вместе, что она помнит и любит меня. Вскоре я принял новых гостей, посланцев из других миров.
Работая, я включаю музыку. Классическая музыка помогает настроиться на нужный лад мажорный или минорный. На этот раз она привлекла внимание двух скворцов. Ладненькие, черные, с желтыми длинными клювами и большими глазами их у нас называют афганскими скворцами, или майнами.
Стройные, в блестящих фраках с белыми полосками на фалдах, скворцы принялись взволнованно расхаживать по подоконнику. То вытягиваясь в струнку, то приседая на крепких ножках, они прикладывали головки к стеклу, прислушиваясь к звукам по ту сторону окна. Сначала мне показалось, что их суетливое топотанье связано лишь с простым любопытством: что это там звенит? и не пора ли приступать к трапезе?, но никак не с музыкой.
Однако стоило убрать звук, и птицы замирали. Они радовали меня, и я с удовольствием стал крошить хлеб на подоконник. Вскоре пернатых визитеров прибавилось.
Скворцы никогда не прилетали поодиночке — всегда вдвоем. Они обладали чувством собственного достоинства и культурой птичьего поведения: не мотались бестолково по всему подоконнику, а выбирали место где-нибудь в углу, не мешая никому. Быстро и аккуратно поев, скворцы тут же улетали, уступая место другим.
Когда кто-то из новичков птичьей компании пытался бесцеремонно отхватить у парочки корм, они вытягивали шеи, слегка приоткрывали острые желтые клювы и этого было достаточно, чтобы дать нахалу понять — он залетел не на свою территорию.
Следом за горлинками, к скворцам присоединились другие птахи воробьи и бесстыжая ворона. Почему бесстыжая? Об этом чуть позже. Пернатое сообщество установило свой четкий порядок столования, согласно птичьей иерархии. Наверное, в птичьем мире, как и в человеческой природе, существует негласный, но четкий закон: у кого клювы длиннее, когти больше и острее, тот и главный.
Первыми по-прежнему прилетали горлинки, но лишь на разведку есть ли корм. За ними с дерева следили скворцы. Убедившись, что трапеза готова, горлинки уступали место скворцам. Сначала на подоконник планировал один из скворцов, вероятно самец. Удостоверившись, что им ничто не угрожает, он подавал знак своей подруге.
Скворцы не жадничали. Быстренько поклевав сколько положено, они предлагали занять место горлинкам, которые, сидя поодаль на карнизе, ожидали своей очереди. Правда, время от времени между птицами происходили небольшие семейные разборки. Касались он в основном распределения территории.
Я обратил внимание на то, что между птицами существовала определенная дистанция: стоило одной из горлинок хоть на коготь сократить расстояние, приблизившись к корму, ближайший к ней скворец делал резкое движение головой, и разевал свой желтый клюв. Нет, он не угрожал ей, просто напоминал о последовательности столования.
Горлинка тут же возвращалась на место и гордо надувалась как шарик, показывая, что она может быть гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Но на этом демонстрация силы заканчивалась. И только серые воробьи не соблюдали никакой иерархии. С грацией учеников балетной школы, они бесстрашно сновали между хвостов, лап и клювов скворцов и горлинок, добывая хлеб свой насущный. Их никто не трогал, блюдя непреложный закон: маленьких обижать нельзя. Им даже уступали место.
Все боялись только большой черной вороны. Она не признавала никаких правил. Появлялась неожиданно, и, как тяжелый бомбардировщик, пикировала на подоконник. При ее приближении горлинки, скворцы и воробьи мгновенно разлетались в разные стороны.
Ворона прилетала редко, когда не могла из-за холодов или по другой причине, прокормиться в природе. Надо отдать ей должное, ворона долго не засиживалась. Клевать крошки длинным толстым клювом у нее получалось плохо, но ворона нашла выход. Положив голову на подоконник и открыв клюв, она проводила им по карнизу и, как пылесос, сметала все, что на нем находилось, даже остатки помета. Насытившись, ворона благосклонно кивала головой, дескать ешьте, что осталось, и с короткого разворота, стремительно, как истребитель, взмывала в небо, произнеся напоследок магическое кар-р-р-р, дескать, привет, ребята!
Ворону, горлинок и воробьев интересовал только корм. Скворцов же, как я уже говорил, привлекала и музыка. Они не просто прислушивались к ней, но и пытались дополнить пением. Как только замолкала музыка, затихали и скворцы. Но стоило зазвучать новой мелодии они, бросив корм, принимались возбужденно расхаживать по подоконнику, как оперные певцы на сцене в своих поблескивающих фраках.
Однажды я стал свидетелем удивительного танца парочки. Они, видимо, решили дать сольный концерт, для остальной братии. Это было чудо, настоящий балет. Сначала скворцы кружились вокруг друг друга, причем не хаотично, а последовательно выполняя определенные движения, совершая немыслимые кульбиты, то взмывая вверх, держа друг дружку когтями за лапки, то делая вид, что падают вниз и снова взметались вверх, расходились в стороны и сходились, сплетаясь в птичьем вальсе. И если бы у птиц были чемпионаты по воздушной акробатике, мои скворцы, несомненно, стали бы чемпионами мира.
…Однажды в это птичье братство попытался ворваться дрозденок. Маленький, изящный, в черном плащике в белую крапушку, с веселыми блестящими глазками и с длинным острым клювом, он взялся невесть откуда. Невзирая на то, что на подоконнике уже кормилась горлинка, он стал клевать зернышки буквально у нее под носом.
Горлинку возмутила такая бесцеремонность. Она подпрыгнула, затрещав крыльями, давая понять, что эта столовая не для всех. Дрозденок прытко отскочил в сторону и, перепорхнув на другой край подоконника, продолжил трапезу. Горлинка осерчала еще больше: как это так, какой-то наглец смеет поглощать законно принадлежащий ей корм. Ну и что, что нос у тебя длинный, — наверное, думала она,- зато я больше в три раза. Ну-ка, кыш отсюда!.
Чтобы подтвердить свою значительность, горлинка надулась и угрожающе засеменила в его сторону. Но дрозденок оказался не робкого десятка. Он весело и бесстрашно облетел ее. Горлинка суетливо развернулась и направилась к нему. Дрозденок повторил маневр. Так они какое-то время играли в игру догоню не догонишь, пока дрозденок не наклевался крошек и не упорхнул. Горлинка, прислонив хвост к окну, еще немного посидела, что-то сердито ворча, наверное, жалуясь, что, мол, ходят тут бродяги всякие, корм у порядочных птиц воруют.
На следующий день дрозденок прилетел вновь. И опять нарвался на горлинок. Те, в свою очередь, тоже не пожелали делиться с пришельцем кормом. Он с упрямой отвагой пытался пробиться к кормушке, но проворные скворцы не дали ему шанса, и прогнали бедолагу.
Дрозденок улетел. Позже он еще возвращался раз или два, затем исчез. А жаль, ведь корма хватило бы на всех. Дрозденок, где ты сейчас? Ау! Прилети. Я жду тебя. Ведь все мы птицы, звери, люди — нуждаемся, в том, чтобы нас кто-то ждал…
Владимир ЗАРЕМБО