Ильга МехтиВ этом году
отмечается 120-летие Юрия Олеши, писателя,
успевшего пожить и поработать на нашей родине. И может неслучайно его книга
Три толстяка, многим знакомая с детства, так актуальна сегодня нам,
туркменистанцам. Ведь это история борьбы с захватившими власть сатрапами.Когда-то давно мне, только начинающему журналисту, умные люди посоветовали
успеть писать об Олеше, пока есть люди, его помнящие. Поговорила тогда с ними.
Услышала много интересного. Да, жил, ходил по нашим улицам, особенно любил
текинский базар, настоящий мудрый писатель. И внешне описали: с большой
головой, но очень худой. Объяснили, что приехал в 41 году агитировать на войну.
Мне
тогда трудно было рассказывать такое о советском классике, который способен
метафорически говорить о важном, как осознание революции сказкой Три толстяка
в антураже ненашей жизни с героями-иностранцами: циркачка Суок, гимнаст
Тибул, оружейник Просперо.Его Зависть
потрясла. И до сих пор поражает рожденная еще в начале строительства социализма
и не потерявшая до сих пор своей актуальности метафора — образ колбасы как
символ благополучия. Но, когда в Ашхабаде, роясь в букинистическом на углу
Энгельса, я нашла и приобрела в свою собственность маленькую книжку Юрия
Карловича Олеши Ни дня без строчки, поняла, что он мой писатель, который учил
меня смотреть в будущее, думать и писать. Я
читаю в воспоминаниях Александра Аборского об Олеше в Ашхабаде: Между тем у
него подвигалась рукопись книги Ни дня без строчки, которую сначала он
называл Что я видел на земле. Рукопись Юрий Карлович читал нам
кусочками…. Это стоило мне только пережить, Юрий Карлович писал это
в Ашхабаде. Потом моя
книжка исчезла, попала, вероятно, в другие руки, но я успокоилась:
пусть и у нового владельца книги тоже забродят мозги. Только
осознав немного историю становления моей страны, я поняла необходимость
этого писателя в военные годы как агитатора. По царским законам
иноверцев на завоеванных территориях освобождали от воинской повинности, от
принуждения к участию на фронтах Первой мировой. Исключение
было созданному, как добровольный, Текинскому полку милиции, джигиты
которого, показали себя храбрецами и рвались в бой по зову их
сердец и по приказам любимых командиров. Такая
конница вызывала несомненный интерес у командования Советской Армии. Когда
пришла беда, то поняли, для формирования воинских частей туркменские
джигиты представляли собой высококачественный боевой материал. Не люди, а
просто боевой материал. Однако воинственный дух и присущую туркменам
храбрость всеми унизительными способами успели погасить в первые же годы
советской власти. Ведь и до отдаленной Туркмении быстро доходили слухи о том,
что их земляки в первые же дни военных действий гибли сотнями,
формированиями тонули в болотах Подмосковья. Потому молодых скрывали родители,
отсылали далеко в пески, чтобы уберечь от войны — не идти на
защиту территории, которую еще не чувствовали своей землей. Большой
стране срочно понадобились командиры-туркмены, туркмены — герои
войны, а значит и люди, которые могли поднять боевой дух воинов. Надо было
разбудить природный пыл туркмен вдохновенным словом для борьбы с далеким
врагом, о котором те мало знали и, конечно, никогда не видели. При помощи таких
агитаторов блеснули первые лучи подвигов — туркменские женщины несли в
фонд обороны свое серебро, а крупные партии молодых колхозников, конные и
пешие, уходили на вокзал, чтобы защищать Украину, Прибалтику, Белоруссию, о
которых тоже раньше знали только из школьного учебника, а рядом шли заплаканные
матери и растерянные старики, сами , возможно воевавшие в Текинском полку
и прятавшие от посторонних нагрудный знак царской армии за рубку и
джигитовку — награду, которой удостаивали иноверцев.В тыловом
Ашхабаде тоже чувствовалась война. Писатель Олеша со всеми стоял у
репродуктора, переживая за Москву и Сталинград, и начинал уже
чувствовать себя частицей этого народа. Юрий Олеша агитировал вдохновенно и без
корысти. Я делаю на этом акцент, так как были те, кто наживался на войне.
Рассказывали, что Олеша не искал выгодных связей, не стремится к благополучию
или хотя бы к малейшим жизненным удобствам. Заработки случайные, а гости —
ашхабадские друзья даже боялись взять с собой угощение, он
отказывался от всего.Когда
к Олеше приехала жена Ольга Густавовна, они ютились в маленькой комнатке
караван-сарая, оставшегося еще с дореволюционных времен.Он был
уважаем туркменами. Можно сказать так: он сидел на одном ковре с
Кербабаевым, Батыровым, Сейтлиевым, Косаевым, Абдаловым и Хаджи Исмаиловым, с
пограничниками, вернувшимися с фронта ребятами-туркменами, которые, обращаясь к
нему, как к яшули, но знали, что его необычная фамилия означит
олененок.Писатель
привык писать, хотя печататься почти негде. По утрам он обычно отправлялся в
союз писателей, где один стол считался Олешиным. В Туркменской искре
он печатался буквально с колес. Но что он мог писать, только о трудовом подъеме
колхозников, что всегда пишут журналисты, выполняя задание ли редактора, или
партии. Многое из того, что было написано в тот период, может не
случайно, обойдено в изданиях Олеши. Ближе к окончанию войны в местном
издательстве чаще стали выпускать различные сборники прозы, поэзии. Олеша
неизменно откликался на просьбы участвовать в этих изданиях. Прожил в
Туркмении до окончания войны. И честнейшим образом трудился, верный своему
принципу ни дня без строчки. В гуще людей и наедине с листом бумаги,
оставался всегда самим собой, был настоящим другом Туркмении, представителем
лучших современных писателей.Друзья
в книгах оставили много воспоминаний о Юрии Карловиче, среди них рассказ
о встречах со знаменитым слепом поэте-сказителе Ата Салихе. Однажды при
встрече Ата Салих, с разрешения Юрия Карловича, приблизился к нему вплотную,
обнял его. Ощупал лоб, затылок, провел чуткой ладонью слепца по бровям,
прикоснулся к руке, точно пульс проверял. И тихо по-туркменски сказал, что
этот русский писатель Юрий-ага — колдун и от него исходит волшебство. И
знает, как говорить с человеком. Туркмены, они бесхитростные люди.Юрий
Олеша перед самой победой уехал из Туркмении, где так много передумано,
пережито, уехал из весеннего тепла в холодную Москву, где у него не было своего
жилья, и он долго скитался по углам и гостиницам, как дервиш в стране, где
уже не ценили эстетизм его строчек, где запрещали фильмы по его сценариям
и не ставили его пьесы. Думаю, что алкоголь, без которого он уже не мог
обходиться, нужен был, чтобы заглушить свою совесть, ибо он, сугубо мирный
человек, помогал войне, и понимал, что цифры людских потерь на фронтах
были занижены. Они: все честные творческие люди, осознавали фальшь той
эпохи. В
пятидесятых у Юрия Карловича вновь появилась возможность заработать и
обогреть свою душу среди друзей в ашхабадском тепле. Мои знакомые
рассказывали, у него было много встреч с писателями. Но чаще он появлялся в
зеленом дворе Клыча Кулиева, известного дипломата и писателя. Итогом стали
произведения туркменского автора: повесть По ту сторону Копетдага и рассказ Соперники,
изданные в переводе на русский язык Юрием Олешей. А книга, которую он
писал и читал друзьям в Ашхабаде, Ни дня без строчки была издала уже после
его смерти.Юрий
Карлович до сих пор говорит с каждым из нас своими книгами, чтобы осознали
бессмысленность творчества в стране, когда разрушено общество. Но только
сейчас понимаю, что как бессмертна и всегда современна сказка, написанная Юрием
Карловичем Олешей в 1924 году. Где три злобных толстяка властвуют над окутанной
ужасом страной. А маленький мальчик, будущий наследник престола (читай мой
храбрый и сильный народ) тихонько играет с куклой. По книге той вскоре ему
предстоит сделать выбор: стать таким же злым и жестоким, как и нынешние
правители, или же помочь королевству обрести счастье и свободу…В эти дни в Москве в Литературном Музее проходит выставка памяти Юрия Олеши.