Это здание считается самым ярким в архитектуре Ашхабада середины 60-х — начала 70-х годов прошлого века. Оно построено в стиле так называемого советского модерна. Речь идет о Государственная республиканской библиотеке Туркменской ССР имени Карла Маркса.
Строилось здание в течение 1969—1975 годов в самом центре Ашхабада на площади Карла Маркса архитекторами А. Р. Ахмедовым, Б. А. Шпаком, В. А. Алексеевым. Авторы были удостоены за свою работу Государственной премии СССР.
Абдулла Рамазанович Ахмедов в течение многих лет был бессменным главным архитектором Ашхабадского горисполкома и ряд зданий туркменской столицы несет отпечаток его архитектурных пристрастий и вкусов. Именно при Ахмедове в Ашхабаде начали возводиться оригинальные здания из бетона, который использовался в то время только для строительства безликих типовых многоэтажек.
Ахмедов как бы вдохнул в бетон искру вдохновения и итог долгой работы по возведению госбиблиротеки вызвал восхищение коллег. В профессиональной среде завидовали его творческой смелости и сравнивали с довоенными советскими авангардистами, чьи порывы была задавлены десятилетиями имперского сталинского стиля.
Ахмедова в его новаторском проекте поддержали советские скульпторы-авангардисты, которым было тесно в жестких идеологических рамках СССР — Эрнст Неизвестный, Вадим Сидур, Владимир Лемпорт, Вадим Ксомачев. Все они получили в дальнейшем широкое международное признание.
Вспоминает Вадим Космачев: В начале 70-х годов прошлого века мне, тогда молодому, но с изрядными амбициями художнику, рассказали об архитекторе из Туркменистана, занятом поиском скульптора, способного создать доминанту для строящегося в столице республики, городе Ашхабаде, комплекса национальной библиотеки.
Этот город был мне знаком. Там, в доме моего дяди, Михаила Павловича Космачёва, учёного-ботаника, бывшего одним из основателей местного университета, мы, дети, и наша мать нашли спасительный приют после долгих скитаний по дорогам первых месяцев войны.
Одно это обстоятельство подавало надежду. Хотелось верить, что по прошествии тридцати с небольшим лет мне удастся по мере сил отдать долг за гостеприимство и хлеб. Правда, шансы выглядели весьма сомнительно.
Многим и, конечно, мне было известно, что в проекте комплекса библиотеки заняты художники, выходившие далеко из общего ряда, увешанные достижениями, скандалами, славой, перевалившей за края профессионального сообщества. В этой связи возникал вопрос: почему творческий багаж этих художников неадекватен образу доминанты, искомой автором проекта?
Ответ лежал на поверхности — предлагаемые образы были иллюстративны по сути, тематически по литературно-философскому содержанию не совпадали с характером визионерского мышления архитектора, за спиной которого явно чувствовались глубокие штудии архитектурных идей от Константина Мельникова и Ивана Леонидова до Корбюзье и Кензо Танге. Архитектор настойчиво искал и искал нечто такое, что могло бы стать аккордом к ритмам застывших в бетоне линий, к стеклянной клавиатуре оконных проёмов, к структурированной геометрии вертикальных и горизонтальных полей здания, интегрирующих зеркала бассейнов с фрагментами неба внизу и вверху.
Зодчего, столь глубоко погружённого в основы пластического языка, в культурном пространстве Союза встречать мне ещё не приходилось.
Творцы подобного склада и уровня уже ушли, растоптанные сапогами покроя 1930-х годов. Русский авангард был в моём сознании и в сознании друзей-подвижников иконостасом разрушенного храма.
Возникало неодолимое стремление продолжить прерванное движение сопоставимым действием. Именно поэтому с таким нетерпением я ждал и искал встречи с архитектором из далёкого, но близкого мне Ашхабада. И случай выпал. Как-то зимним вечером нечаянно и вдруг открылась дверь моей московской квартиры. Я увидел элегантно одетого человека средних лет с проникающим в душу бесконечного обаяния взглядом.
Абдулла Рамазанович Ахмедов, — представился гость. Минута не прошла, а в голове уже звенело: Мы свои и давно знакомы, расстались случайно, друг друга нашли и навсегда останемся вместе.
В тот короткий вечер просто и легко определился план и смысл будущей стальной конструкции, названной нами Конструкта. А на дворе советская власть, национальная библиотека носит имя забредшего в пески Каракумов немца Карла Маркса, как и площадь рядом.
И все эти подводные камни, с прилипшим к ним мусором идеологии, скульптура-доминанта, становясь полнозвучным аккордом строящемуся комплексу, окрещённому, не помню кем, Ашхабадским Парфеноном, должна будет открыто игнорировать.
Работа началась с горы эскизов, выполняемых на месте. На том же месте, супротив бруска фасада, между ещё не достроенными пандусами, я увидел чёткий абрис Конструкты. Следом сама собой возникла модель, тут же сваренная из строительного хлама: кусков жести, арматуры и обрывков проволоки.
Цель модели — определить масштаб и динамику линий. Остальное — свободный поиск в реальном размере.
В этот начальный период производства Конструкты я почти ежедневно бывал на стройке и часто, затаив дыхание, наблюдал Абдуллу в деле, напоминавшем дела и методы архитекторов времен Филиппо Брунеллески и Андреа Палладио.
На завершающей фазе работ оставались незаконченными мелочи. Для Абдуллы, равно как и для упомянутых выше коллег, в архитектуре мелочей не существовало. С лекальной точностью рука моего друга выводила куском мела на поверхности бетона или на плоскостях деревянных опалубок линии шаблонов, которые завтра застывали в динамичные формы литого цемента.
И я на своей площадке с тем же стремлением к чистоте контура таким же куском чертил на листах шестнадцатимиллиметровой стали линии реза моих форм и радиусы гиба труб растущей на глазах Конструкты.
Это родство рук, лепящих в полёте импровизаций полифонию составляющих здание и скульптуру элементов, как результат получило стиль — стиль, сливший в одно целое металл с бетоном, стеклом и водой комплекса.
В апреле 1975 года монтаж Конструкты совпал с завершающим периодом стройки Ашхабадского Парфенона. Постепенно он начал принимать почитателей со всех концов страны. Скульптура стала его составной частью, но её судьба вызывала тревогу. Волна возмущения местных и центральных партийных элит росла, и Абдулле стоило большого труда уменьшать градус её кипения. В то же время он, пользуясь удобным и неудобным случаем, подчеркивал правильность своего выбора исполнителя доминанты.
В декабре 1979 года вместе с семьёй я оказался очарованным странником в пространстве иной культуры. Прощание с Абдуллой, открывшим меня самому себе в новом качестве творца, было одним из горьких, тяжело лёгших на сердце событий моей жизни. Мы расставались, не надеясь на встречу.
Благодаря библиотеке я получил опыт проектирования и реализации объектов для урбанизированной среды современного города. Моя художественная карьера на Западе началась с белого листа. И сейчас в этом листе можно увидеть длинный список городов центра континента, где живут родственники ашхабадской Конструкты.
В заключение упомяну о недавней инициативе Венского центра архитектуры (AZ Wien), который, желая заполнить пустые страницы в истории зодчества ХХ века, совместно с рядом независимых кураторов Австрии и других стран, открыл сначала в Вене, а затем в Стамбуле (5 мая 2013 года) выставку. Выставка называлась Советский модернизм 19551991 гг..
Доминантой для экспонирования на берегах Босфора выбрали фрагмент из проекта для Национальной библиотеки Туркменистана с моделью Конструкты, реконструированной в масштабе 1:20, с приложением текстов, фото и киноматериалов той поры.
В минуты открытия я как бы вновь увидел моего друга, мастера Абдуллу, в окружении замечательных людей, причастных к проекту Ашхабадского Парфенона. Все были молоды, возбуждены и внимали вместе со мной звучащим в зале словам признания. Наша встреча всё-таки состоялась и, хочу верить, останется в памяти истории культуры нового времени.
Помимо огромных читальных залов и книгохранилищ в библиотеки был спроектирован так называемый Философский дворик, где можно было посидеть, наслаждаясь прекрасной весенней или осенней ашхабадской погодой. Настоящий Храм знаний, ашхабадский Парфенон, выросший среди провинциальной советской застройки.
К сожалению, библиотека имела очень существенный недостаток: в силу высокой теплопроводности бетона в ней стоял ледяной холод зимой и духота жарким летом. Поскольку тогда не было современных средства кондиционирования воздуха, это представляло большую проблему для читателей и работников библиотеки. Однако благодаря усилиям сотрудников библиотеки, многие из которых отдали по несколько десятилетий любимому Дому Книги, там велась обширная пропагандисткая и просветительская работа, организовывались художественные выставки, тематические вечера поэзии, действовал собственный хор. Библиотека была одним из мощных культурных центров не только столицы, но и всей республики.
Сейчас Национальная государственная библиотека переехала в роскошное здание, входящее в комплекс Национального культурного центра. Она оснащена современной аппаратурой и предоставляет неизмеримо больше возможностей и комфорта. Однако, бетонный Ашхабадский Парфенон — это неотъемлемая часть истории не только туркменской столицы, но и мирового культурного наследия.
Жанна ПОВЕЛИЦЫНА